Елена Габова - У чуда две стороны
Валька молчал, как будто не слышал.
– Спасибо, – промолвила я, когда мои неуклюжие руки все же встретились с рукавами.
Кажется, Валькино ухаживание нравилось только мне. Десятиклассницы прошли мимо, злорадно покосившись. Я уже и не рада была, что Васильков предложил мне помощь! Не застегнув дубленку, я пулей вылетела на крыльцо, где меня ждала Галка.
– Ты чего такая красная? – подозрительно спросила подруга.
– Жарко, – ответила я, продемонстрировав пальто нараспашку.
– Жарко? – засмеялась Галка. – Полчаса назад ты говорила, что замерзла.
Да, у меня появились маленькие, вроде этого, секреты. Я их копила в уголке души и, когда оставалась одна, доставала «по одному». Вспоминала и рассматривала все «секретные» поступки, все Валькины «привет», все мои ответы «здрям», которые казались глупыми, наивными, детскими. Я вспоминала его и свою интонацию, его и свои взгляды, выражение его лица. Все, что было связано с ним.
У меня появилась тайна от всех. Даже от Галчонка.
Наконец-то началась зима. Весело захрустела снежком, по-мальчишески засвистела ветром, приоделась, как модная девушка, – шапка, дубленочка, сапожки – все белое… Лыжную секцию я бросила, но лыжи не разлюбила. В выходной каталась на лыжах. В северном краю их все любят. Катаются и в парках, и на речке, и в лесу – тут особенно много лыжней. Перед входом в лес между деревьями висит растяжка:
«НАШ ГОРОД – лыжный!»
Я решила, что и в это воскресенье пойду на лыжах. Утром встала, глянула на темное окно напротив, помахала ему, не надеясь, что кто-то это заметит, и стала искать свои носки, которые оставляла на стуле. Все на «своем этаже» перерыла, в ящике, на диване, где лежала приготовленная для леса одежда – пропали носочки.
Подошел заинтересованный брат.
– Маш, ты что ищешь?
– Носки куда-то потерялись.
– Я тебе помогу. – У Никитки бывают добрые порывы. Да и вообще мы любим друг друга, а ссоры у всех случаются. Брат все ящики в шкафу выдвинул, там пошебуршал, под стулья заглянул. А я гляжу – мои носочки-то – на нем! Они же такие сейчас – растягиваются, не поймешь сразу какой размер.
– Никита, ты мои носки надел! Снимай быстро!
– Нет, это мои! – Никитка сразу ощетинился.
– Глянь, они же тебе большие, смотри, пятка оттопыривается.
– Мои-и это-о!
Я свалила его на лопатки на диван, чтобы носки стянуть, а он в плач:
– А-а-а-а! Ма-ама-а!
Конечно, борьба окончилась не в мою пользу. На крик прибежала мама и сказала, чтобы я оставила Никиту в покое.
Ужасно иметь младшего брата. Вот если бы старший… он бы меня защищал, учил бы меня всему. А эта малявка вечно под ногами путается и мешает жить. Конечно, я люблю Никиту, но иногда он меня просто бесит.
Надела другие носки (надо было сразу так сделать), сверху – шерстяные, лыжный костюм…
– Мама, я на лыжах в лес!
– Никиту возьми!
– Мам, он же медленно ходит!
– Вот и поучи его быстрее кататься!
– Ма-ам! Ну, можно мне одной, пожалуйста!
– С братом надо больше общаться.
– Нет! Ни за что! Не хочу!
– Это что еще за капризы? – с полицейской строгостью в лице на пороге возникла мама.
– Давай, Алена, я с ним покатаюсь. – Папа услышал наш спор и, как всегда, пришел мне на подмогу.
– Спасибо, папа! – Я чмокнула его в щечку, взяла с балкона лыжи и палки и выскочила из квартиры.
Уф, смылась от Никиты и от его мамы… Что бы я делала без папы? Некому бы было меня защищать.
В лесу так замечательно! В городе – тополя, березы, а лес у нас хвойный. Зимой ели и сосны самые чудесные из деревьев. Они же «зимой и летом – одним цветом!» Так что зелени по-летнему много в лесу, а сверху на ней еще убранство из блестящего снега. Катишь среди этого великолепия, и кажется, что наш город самый лучший на всей планете. А зима – самое лучшее время года.
Народу полно, но я люблю многолюдность. Лыжники все доброжелательные, и мамаши с детишками, и бабушки-дедушки, никто ни на кого не злится, не кричит, наверное, потому что всем нравится такое великолепие, все им любуются. Окружающая красота наполняет всех добротой.
Здрям вам, пожалуйста! Не ожидала!
Валька! С девчонкой. Это не Полина! Что ж он девчонок, как перчатки, меняет?
Мое настроение потускнело. Вот бы он в лесу был один! Вместе бы стали кататься!
– Маша! Привет! Тоже лыжи любишь?
– Очень! Даже больше, чем ролики!
– А как насчет того, что на лыжах – в автобус?
– Ты угадал! Я в автобусе с лыжами была!
– Никто не ругался?
– Да как-то не смели! – Я приподняла лыжную палку и потрясла ею в воздухе, демонстрируя палку как оружие.
Мы смеемся, и я смеюсь, хотя мне не хочется.
– Знакомься, это Лида. Из прошлой школы одноклассница.
– Ага, Лида. Меня Маша звать. Здрям!
– Чего? – Девушка подозрительно смотрит на меня. У нее очень серьезный и строгий вид. Она тоненькая, даже хрупкая и очень здорово смотрится рядом с Валькой.
– Маша так здоровается, – объяснил Валька Лиде. – Ей нравится мультик «Трям, здравствуйте!» Правда, Маша?
– Точно, – мрачно отвечаю.
– Ну, мы поехали дальше, Маш.
– Пока!
– Пока!
Они укатили, а я стояла, глядя им вслед, прикусив снежную рукавицу.
Валька в черном болоньевом лыжном костюме. На рукавах и на ногах вертикальные узкие полоски. Желтая и зеленая. На голове красная шапочка с кисточкой. Сбоку шапки еле заметный белый узор. Почему я так подробно о его одежде? Я не барахольщица и все это, как правило, не запоминаю. По этой части Галчонок сильна. Но в отношении Вальки вот так получается. Все четким взглядом фотографируется. Мои глаза словно становятся объективами фотокамеры.
…И никуда не делась его длинная челка и темные блестящие глаза. Но к этому прибавились румяные щеки.
По-прежнему в лесу царствовало великолепие. Елки в горностаевых шубах подавали мне лапы, унизанные бриллиантами. Под ногами скрипел серебряный снег. Я тихонько шла классическим ходом и всю красоту, конечно, замечала. Но почему-то мне было грустно-грустно. Я перешла на коньковый ход. Веселее не стало.
Эти его девчонки!
В следующий выходной я снова встретила Вальку. И опять за ним на лыжах тащилась одноклассница из прежней школы. Звали ее Лариса, Валька нас познакомил. Лариса была совсем не похожа на Лиду. Та высокая, стройная, эта же была низенькая и полная. У Лиды лицо строгое, у этой – смешливое, кудряшки выбивались из-под шапки.
Что ж он, всех бывших одноклассниц из старой школы по очереди будет выгуливать в лесу? Потом очередь дойдет до нынешних. Нет, нынешние одноклассницы в этом году не успеют, пусть они заранее к нему записываются. На следующую зиму… Пусть он им талончики на выходные выписывает!
После этих встреч я катила на своих новеньких лыжах со слезами в горле. Лучше дома сидеть, чем так переживать! Неужели он ничего не понимает?! Чурбан бесчувственный! Слепой! Другой давно бы уже догадался, что я в него влюбилась! Сопровождатель девиц… Что я, хуже их? Хоть бы на какой-нибудь одной остановился! Водит по очереди! Я злилась на Вальку и понимала, что зря злюсь, что это самая настоящая ревность!
После встречи с Ларисой мне стало интересно, какой же тип девушек нравится Вальке? Девушки стройные или толстенькие? Брюнетки или блондинки? Я вот подстриглась, чтобы на Полину походить, а вовсе не нужно было это делать, потому что скорее всего со внешним типом избранницы Валька еще не определился. Все девчонки, которых я с ним встречала, были непохожими друг на друга.
И в третий выходной я встретила Вальку. Очередную спутницу звали Катей. Она была длинная, неуклюжая! И лыжные палки такие же – толстенные бамбуковые, где она их отыскала? Наверное, прабабушкино наследство.
В понедельник Женя шла по рядам и проверяла домашнее упражнение по русскому. Дошла до нашего стола.
– Я тетрадь дома забыла, – сказала я честно.
– Эх ты, Маша-растеряша, – упрекнула Женя и перевела взгляд на Галку, у которой все было в порядке с тетрадками.
Я – Маша-растеряша? Я что, часто забываю тетради? Подумаешь! Даже обидно, честное слово!
После урока классная подозвала меня к учительскому столу и строго сказала:
– Маша, нужно выпускать новый номер газеты. Почему мне приходится об этом напоминать? Где ваша инициатива?
От негодования у меня все слова потерялись.
– Здрям! – сказала я ни к селу ни к городу.
– Что здрям? – Женя удивленно вскинула глаза.
– Здрасьте вам с кисточкой, Евгения Львовна!
– Маша! Я все-таки учитель! Как ты со мной разговариваешь? – теперь вознегодовала Женя.
– А что?
– А ничего. Ты мне просто-напросто грубишь. Нагло грубишь.
– А чего вы ко мне с газетой-то? – Я чуть не сказала «пристаете». Хорошо, что сдержалась. – Я уже не редактор!
